As of 18 August 2010, you must register to edit pages on Rodovid (except Rodovid Engine).

Вера Яковлевна Метелкина

From Rodovid EN

Person:871874

Lineage	Метелкины
Sex	Female
Full name (at birth)	Вера Яковлевна Метелкина
Parents ♂ Яков Адрианович Метелкин [Метелкины]

Events

marriage: ♂ Вердеревский [Вердеревские]

Notes

А вот третьего дядю — флотского офицера Вердеревского — я никогда даже на фотографиях не видал и помню только по рассказам матери и тетушек. Мама моя и ее сестры учились в Петербурге в Демидовской гимназии, в здании которой на набережной Мойки, напротив Новой Голландии, теперь институт имени Лесгафта. Порядки в этой гимназии были строгие, образование давали отличное, и многие выпускницы уходили продолжать учебу на знаменитых Бестужевских курсах — это был первый женский университет Петербурга. На вечера-балы этой гимназии приглашались военные. Вот тогда-то моя юная тетушка Галя познакомилась с Георгием Васильевичем, а тетушка Вера — с мичманом Вердеревским. Семья его была флотская, отец — адмирал, командовал дивизионом подводных лодок на Балтике. Муж тети Веры едва успел послужить на флоте, как февральская революция, а за ней — октябрьский переворот. Флот разваливается, матросня золотопогонное офицерство на штыки подымает да в море топит. Однако адмирал Вердеревский все же пользовался большим уважением у «братишек», и его не тронули. Он даже стал последним военно-морским министром Временного правительства. Эмигрировал, жил в Париже, а в 1945 году получил советский паспорт и собирался вернуться в Россию, но не успел. Умер в Париже в 1947 году.

Упоминание о нем я нашел в опубликованных в 1967 году воспоминаниях секретаря Военно-революционного комитета партии большевиков М.А. Антонова-Овсеенко (расстрелян в 1937 году).

Поздно вечером 25 октября 1917 года, как вспоминает Антонов-Овсеенко, после долгих попыток найти топор или лом, чтобы открыть запертые двери Зимнего дворца, «штурмовавшая» дворец толпа солдат и матросов, ворвавшись через Эрмитажный подъезд, добралась наконец до Белого зала, где заседали покинутые Керенским «временные». Ворвавшись в зал, растерялись. Нет чтобы по Владимиру Маяковскому рявкнуть: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время, наша теперь власть!» А Антонов-Овсеенко сел у стола в раздумье, достал расческу и стал причесываться, не зная, что дальше делать. Заминка вышла, братва ждет, что дальше будет, громыхают по дворцовому паркету прикладами, шаркают сапогами. Тут встал адмирал Вердеревский и говорит: «Господа товарищи, вы, вероятно, пришли арестовать нас? Тогда заберите у нас оружие во избежание недоразумений. А вы, господа министры, у кого есть пистолеты, сдайте их». У кого что было, выложили на стол. Всех повели в Петропавловскую крепость. Правда, по дороге двое министров как-то отбились, отстали. Антонов-Овсеенко подумал — сбежали! Обругал охрану — чего смотрели? А те двое через несколько минут прибежали, запыхавшиеся, в Петропавловку— оправдываются, говорят, что толпа их оттерла от остальных и побить хотела, еле убежали. Позже всех их выпустили.

Что было после этого сыновьям-офицерам делать? Муж тети Веры подался в Сибирь, в Белую армию адмирала Колчака. Тетя Вера следом за ним, и вся женская часть многочисленной семьи моего деда Якова Адриановича Метелкина двинулась в эшелоне отступавшей Белой армии с Урала в Сибирь. Докатились до Красноярска, а затем до Минусинска. В это время в Иркутске адмирала чехи сдали местным эсерам, и те его под руководством большевика Чудновского расстреляли.

Белая армия распадалась, кто мог — в эмиграцию уходил, а Вердеревский вместе со всей нашей семьей и с малолетней своей младшей сестренкой застрял в деревне под Минусинском; может, думали переждать там грозу, да не удалось: нагрянула «банда Щетинкина» — партизанская армия перешедшего к красным штабс-капитана Щетинкина (его потом расстреляло ГПУ за утайку награбленного золота). Сразу же Вердеревского вместе со всеми моими тетками и родителями моими — к стенке! Местные мужики заступились за мою мать: «Учителку нашу не трожьте! Она нашу ребятню обучает (вот где учительский диплом Бестужевских курсов сработал), а муж ейный штатский». Оставили в покое. Офицера Вердеревского тут же расстреляли, а тетю Веру с незамужней тетей Олей на глазах моей матери растерзали и штыками закололи. Отца с матерью прикладами взашей — убирайтесь! Чтобы духу вашего тут не было! Забрали они младшую сестренку Вердеревского и со всей остальной семьей стали пробираться на запад, подальше от кровавых расправ, начавшихся в Сибири и на Урале. Долго мать с отцом спорили, что делать с младшей Вердеревской. Мама — «Давай удочерим сироту». Отец настаивает — надо в Петроград к ее старшей сестре отправить. Не смогла мама его переубедить, отправили бедолагу-малолетку с кем-то из знакомых в Петроград на поиски родни. Что с ней сталось — не знали. Потом мама всю жизнь за это отца попрекала, а мне наказывала: «Если попадешь когда-нибудь за границу, постарайся найти девчоночку. Узнай, как там она. На совести у меня ее судьба. Слухи дошли, что адмирала Вердеревского вместе с его дочерьми и вторым сыном за границу выслали». Папа всегда эти разговоры прерывал, зная, что как пойдут воспоминания о том, как сестер Веру и Олю на глазах у мамы терзали, то обязательно это кончится маминой истерикой, нервным припадком.

Случилось мне уже после кончины отца и матери в 70-х годах быть в командировке в Париже, в ЮНЕСКО. Друзья свезли на русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. Там нашел я могилу адмирала Вердеревского и его второго сына. Узнал в конторе кладбища телефон и адрес сыновней вдовы, проживавшей в Ницце. Созвонился с ней о встрече, в надежде услыхать что-нибудь о судьбе этой семьи. Не сразу смог приехать. На другой год после научной конференции, проходившей в Монако, смог все же добраться до Ниццы. В Ницце разыскал дом, спрашиваю о мадам Вердеревской у консьержа, как к ней пройти. «На кладбище надо идти, — говорит. — На днях умерла». Так и не отыскал я следов младшей сестренки мичмана Вердеревского.